«Ванька»
Жалоб было четыре. Из одного и того же психоневрологического интерната. От одного и того же «проживающего». Почерк ужасный, читалось с трудом: «Больше терпеть не буду, буду збегать и делать что хочу и детское отделение тоже страдает у детей все воруют это как тюрьма здесь жизнь тюрьма мы хотим работать и жить как люди чтобы не столкнуца с преступным миром, и наркотеками мы этого не хотим пожалуйста помогите нам если можете а то мы совсем здесь здурели...» Читая жалобы, никак не мог вспомнить, где что-то очень похожее уже читал. По смыслу, стилю, интонации. И вспомнил: «Ванька» А.П.Чехова! Конечно, «Ванька»: «...сделай божественную милость, возьми меня отсюда домой, на деревню, нету никакой моей возможности… увези меня отсюда, а то помру...»
Сто лет разделяют эти жалобы, эти стоны души. И все же несравнима судьба чеховского Ваньки с судьбой «Ваньки» интернатного. Чеховский Ванька живет трудно, но у него своя жизнь впереди. Подрастет, обучится сапожному ремеслу, вернется к дедушке Константину Макарычу. У интернатного «Ваньки» нет своей жизни. Тем и страшен сегодня российский психоневрологический интернат. Страшна сама система интернирования. Ее неизменная поэтапность: Дом ребенка (до 3–5 лет); детский психоневрологический дом-интернат (до 18 лет) и такой же взрослый на всю оставшуюся жизнь. И на всех этапах этого «жизненного» пути диагноз, поставленный еще в роддоме, который перепроверке не подлежит. Да, это не просто «угадать» на 5–10 лет вперед, насколько «поумнеет» ребенок с диагнозом «церебральный паралич». А если и пойти на такой риск и не отправить ребенка с таким диагнозом по «этапу», то надо же как-то обосновать, почему диагноз, поставленный раньше, был ошибочным. А как же быть с честью мундира: одна система, никем не контролируемая по сути. Правовой сути! А может, есть какая-нибудь независимая экспертиза? А может, есть хоть такие смельчаки в руководстве детских психоневрологических домов, пытавшиеся добиться пересмотра ранее поставленного диагноза? Сомневаюсь, что они есть. Безнадежное это дело: пересмотр диагноза, снятие «ярлыка» об умственной отсталости. Да, переосвидетельство проводится. Но как? Чохом, списком, как правило, своей детдомовской комиссией с приглашением психиатра из районного диспансера. И точно так же все это происходит во взрослом психоневрологическом интернате. Вот почему на любую жалобу проживающего в интернате молчание в ответ. Кто это жалуется? Ах, «псих» жалуется. Стоит ли отвечать такому…
«Я жаловался в невскую прокуратуру мне не помогли я ходил в исполком мне тоже не помогли я уже не знаю куда ходить обращаться меня везде посылают подальше и мы здесь жить не можем...»
Зарубежные комиссии, посещавшие наши психоневрологические интернаты, отмечали покорность и безропотность проживающих. Но на это есть причины: «Вот вы придете разбираться а потом когда уедете нам зделают больной укол или отправят в психиатрическую больницу а мы этого не хочем збегаем гуляем сутками боимся зайти в свой интернат вот так с нами здесь делают и некому это не нужно. Прошу принять меры а то мы будем писать в Москву или вышие инстанции прочитайте напишите в газету»…
Теперь понятно, почему проживающие в психоневрологическом интернате стараются угодить персоналу, а не проявить свою волю, инициативу, заявить протест. Отсюда и накапливаются ощущение бессмысленности жизни, безволие, потеря веры в свои способности и возможности.
«Мы будем писать в Москву...» Из Москвы и идет безумие приказов и указов, инструкций и постановлений по «укладу» жизни психоневрологических домов и интернатов. Где это видано, что попечителем сотен детей, подростков и молодых людей является сам директор учреждения? Где попечительские советы, членом которых до 1917 года не каждому удавалось стать? И взнос вступительный был немалый. Пожизненное членство стоило 3000 золотых рублей в год, и оно переходило к твоим наследникам. Действительный член совета платил 1500 рублей, а если только на год избирался, то 300. И не только в деньгах дело: ты должен еще быть дворянином, чтобы стать попечителем. Вот и вошли в историю движения Открытого общественного призрения императрица Мария Федоровна, княжна Ольга Апраксина, принц Ольденбургский…
Но вернемся в сегодняшний день. Чего стоит, к примеру, распоряжение Минтруда и соцзащиты об удержании 75 % пенсии у проживающих в психоневрологическом интернате? У проживающего, чтобы хоть как-то почувствовать себя человеком, единственная радость – что-то для себя купить, одеть себя, так как хочется, чем-то порадовать себя, одарить подругу на день рождения. «Это еще зачем?» – решил чиновник. Копи оставшиеся 25 % от пенсии и одаривай! И при этом забывается почему-то, что проживающий в государственном спецучреждении должен находиться на полном гособеспечении. А оно, это обеспечение, зачастую и одеждой на зиму не может обеспечить, и мыло с пастой зубной нужно самим купить, и прочее, и прочее. Но стоит тебе не подписать кабальный договор о согласии на удержание 75 % своей пенсии, тут же угроза вовсе выгнать из интерната. А захотят, так и вовсе не перечислят ничего на твой счет. И никаких исключений. Ты можешь работать в городе и ни разу не посетить интернатской столовой – все равно отдай свои 75 %. За что? За койку в палате на 12 человек, а то и больше?! Отсюда и требование «Ваньки»: «...мы хотим работать и жить как люди чтобы не столкнуться с преступным миром...»
И «Ванька» пытается защитить тех, кто «со слезами просят прощения чтоб их не били… я даже не могу им помочь начинаешь помогать начальство начинает ругаться куда ты лезешь и меня гоняют с чужого отделения… Как можно бить ребят интернатских я просто не знаю… Девочку на восьмом отделении связали руки и ноги и били потому что она кричала потом зделали укол и отправили в психотрическую больницу. Вы можете спросить у девочек...» И следует перечень фамилий и имен девочек, у которых я могу спросить, как их избивают. Слово «беспредел» на каждой странице. «С пищеблока воруют грузчики а на нас валят и мы остаемся виноватыми нас ругают за это хотя мы этого не делаем...» Ну, почти один к одному с чеховским Ванькой: «Подмастерья надо мной насмехаются, посылают в кабак за водкой и велят красть у хозяев огурцы, а хозяин бьет чем попало...»
И еще такой вопрос задает «Ванька»: «...почему так случается они щетают нас дураками ведь я не дурак окончил 8 класс и ПТУ №5 у меня 2 профессии...»
Пани Кристина Мругальска, психиатр из Варшавы, эксперт Международной лиги защиты умственно отсталых людей, встретилась с «Ванькой». «Не разумею… Не разумею», – шепчет пани Кристина. Я стою рядом и тоже «не разумею», как попал сюда, в интернат для глубоко умственно отсталых, этот высокий, крепкий и красивый юноша? Узник без суда и следствия, с пожизненным заключением.
« – Я просто худым родился! Не имбецил я! Не имбецил! Читать умею, писать!» – кричит «Ванька».
«Олигофрения в легкой степени – часто не следствие болезни, а результат запущенности: если бы этими детьми занимались и учили, они были бы нормальными» - мнение психиатра.
«Для ребенка среда обитания становится частью его личности» – мнение педиатра.
Сколько мудрых мнений, а «Ванька» один на один со своим «паспортом» – по чьей-то ошибке навешанным ярлыком, по чьей-то «забывчивости» неснятым… А попробуй теперь его снять, когда треть жизни прожита и человек находится там, где ему ПОЛОЖЕНО быть по нашим зверским законам селекции умственно отсталых детей на «обучаемых» и «необучаемых».
«– У меня же руки есть! Я хочу научиться зарабатывать свой кусок хлеба! Я все смогу, только заберите меня отсюда. Заберите!»
Не удалось мне помочь тебе, Ванька. Да, я выполнил твою просьбу, и статья «На деревню, дедушке» с твоими жалобами была напечатана в газете «Невское время» где-то в августе 1994 года. Спустя какое-то время я приехал в твой интернат, где мне сообщили: «Читали, читали вашу статью, и разгадали, кто он, ваш «Ванька». На вопрос, как мне с ним повидаться, ответ был такой: «В тюрьме ваш «Ванька». Обчистил ларек, и попался». На самом деле, как мне рассказали ребята, никаких ларьков он не грабил, а был выписан из интерната и исчез. Да, исчез… Обещал писать ребятам, но никто ни одного письма не получал. И мне ни разу не написал… Вот так я тебе «помог», «Ванька». А может, и помог… Где бы ты ни был - все лучше, чем в интернате. Ты умный, сильный, руки хорошие. И все же где ты, где ты?..
А еще я думал, когда перелистывал те листочки десятилетней давности: в хорошее время мы жили, Ванька. Но не такое «смешное», как сейчас. Открываю газету. Раздел «Новости, сенсации». Заголовок статьи гласил: «Чиновники с человеческим лицом»: «Отныне государственные чиновники будут сдавать экзамены – таков указ президента. Для того чтобы занять более высокую должность, кабинет в министерстве или федеральной службе, нужно будет пройти конкурс». Правда, руководителей от проверки президент освободил. Но никто не освобождал чиновников от ответственности! На рассмотрение правительства уже внесен законопроект, по которому любой гражданин может потребовать от госслужащих ответа на интересующий его вопрос. «Каждый чиновник будет обязан предоставить информацию по запросу людей. Гражданин при этом не должен объяснять, для чего эта информация ему нужна», – рассказал руководитель Департамента государственного регулирования в экономике Андрей Шаров. Ответ на свой вопрос человек должен получить в течение 30 дней. «Несговорчивость» может стоить чиновникам до 3 тысяч рублей». Представляешь, Ванька, сколько бы ты сегодня мог подработать, заваливая чиновников всех мастей и рангов своими жалобами? По три тысячи с каждого! А может, самому начать писать чиновникам?..
Нашел в записной книжке такую запись: «Мир людей – это великан. Мир «я» – это карлик. Лишь немногие в нем ведут себя, как Давид или как Храбрый портняжка». Ты, Ванька, – Давид: так досталось тебе за все годы своего бунтарства, защиты ребят и писем во все «инстанции».
По приглашению пани Мругальска еду в Будапешт и говорю все, что знаю. «Такого не может быть, – заявляет президент Европейской лиги помощи умственно отсталым Том Муттерс. – Во главе Петербурга стоит самый гуманный мэр в мире».
Понимаю, конечно, Анатолий Собчак. «А такое может быть? – показываю я фотографию сына. – Он очень похож на идиота? А если нет, то почему за десять лет в интернате его ничему не научили? И почему он забыл все, что знал?»
Фотография пошла по рукам, и никто не мог понять, почему мой сын причислен к необучаемым. Ну никак не похож на идиота! Я не показывал фото моего сына «самому гуманному мэру в мире». Зато не забуду, что он сказал матери ребенка с синдромом Дауна, пробившейся к нему на прием: «Я Вас не заставлял рожать таких детей», – отрезал «гуманный» мэр.
Сколько раз я писал Анатолию Александровичу о Домах призрения, которые нужно возродить в Петербурге. Ни звука в ответ. Ни строчки. Ни разу мэр не был в ПНИ. Чиновники, правда, бывали. Помню, лет десять тому назад довелось мне сопровождать чиновника из Смольного по интернату. Он меня спрашивает:
– Вы здесь впервые?
– Бывал.
– Вам не кажется, что все ЭТО надо бы как-то обогреть?
– Кажется.
– И как это можно сделать?
– Динамитом.
– А других нет предложений?
– Можно открыть Гуманитарный университет.
– Не понял?..
– Выбросить койки из палат, поставить столы – вот и готовые аудитории.
– На месте психинтерната – университет? Да еще гуманитарный? Нет, что-то не то.
– Тогда в тюрьму переделать. Но это будет дороже: камеры городить, двери ставить стальные, замки, вышки, собаки…
Думаю, что я имею право сказать: наши ПНИ – это «пни» на дороге в никуда. Это дно жизни, куда мы бросаем своих ни в чем не повинных, умственно отсталых страдальцев. Скопление умственно отсталых подростков в интернатах-мегаполисах (на 500 и более человек) чревато социальным взрывом. Такая свалка – идеальное место для обращения подростков (с учетом их возбудимости) в потенциальных преступников. Выход на волю не проблема, ибо ни один интернат толком не охраняется. А если бы и охранялся? Они все сметут, если их как следует разозлить. Но мы сами заражаем их своей агрессией! Вот что об этом говорит французский проповедник Жан Ванье, создавший в десятках стран свои знаменитые «ковчеги»: «Умственно отсталые люди, как правило, не агрессивны. Но боязнь наказания и презрения окружающих они чувствуют всем своим существом. Все это преследует и делает их жизнь невыносимой. В этом вечном страхе – первопричина возникновения ответной агрессии».
Значит, нельзя наказывать. Нельзя орать на больных детей, нельзя одевать в смирительные рубахи, ставит на колени и обзывать «ублюдком». Нельзя колоть для «успокоения» и окунать с головой в ледяную ванну. Нельзя запирать в темную комнату и даже ставить в угол. Только добром, только человеческим обращением можно чего-то добиться. В немецком учебном фильме я видел, как человек с ярко выраженной идиотией везет по цеху тележку с деталями. Весь на взводе, лицо перекошено, но дело свое делает… А для снятия напряжения каждую пятницу его отводят в класс психотерапии, где он «рисует»: 13 листов мажет только черной краской, а на 14-м вдруг добавляет зеленую, потом еще какую-то. Вот так заменяются психотропные препараты рисованием.
Мы десятилетиями ждали от власти подачек и ждем их сегодня, забыв такую мудрость: «Не бери у власти корм с ладони – ладонь может свернуть в фигу».
Нас, родителей, власть приравняла к нашим детям. Мы тоже для чиновников умственно отсталые. Мы стали разновидностью народа, которую власть берет к себе в «советники» за нашу мудрость, опыт и терпение. Да, наши дети больны. Но и мы больны, их родители. Все знаем и ждем, когда власть решит наши проблемы. И главную из них: где будут наши дети, когда нас не будет. «Когда тебе так долго говорят «ждите» – тебе отказывают в справедливости» – писал Мартин Лютер Кинг. Мы слишком стали толерантны. Да, толерантность – это хорошо. А вот дикобразам трудно сбиться в кучу: иголки мешают. У нас очень мягкие колючки, у родителей умственно отсталых детей. Сбиваемся в кучу, поплакиваем и становимся покорно в очередь на сдачу детей в интернат.
«…Ванька свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне за копейку. Подумав немного, он мокнул перо и написал адрес: На деревню, дедушке. Потом почесался, подумал и прибавил: «Константину Макарычу...»
Напиши мне, Ванька! На мою деревню. Вот точный адрес: 188838, Ленинградская область, Выборгский район, поселок Ильичево, Парковая ул., дом 8, кв. 58. Кривошею Борису Залмановичу.
Кстати, я тоже дедушка.