Не знаю, с чего начать… Уверена, что многие меня не поймут. Недавно я разговаривала с Мариной -подругой моей мамы. С ней у нас давно сложились доверительные отношения, но и она сделала вслух заключение: “Бред!”. Разговаривая с ней, я попыталась объяснить, что чувствую себя преступником, который приговорен к пожизненному заключению. Без вины виноватая. Без длительных судебных слушаний приговорена жить в неволе. Почему-то неожиданно мне показалось, что именно Марина меня поймет, и всё должно измениться. Именно она станет той комиссией, во власти которой изменить “условия содержания” и, возможно, даже дать “условное освобождение”. Я рассказала ей о том, что тяготит меня и о том ,что так дальше не может продолжаться. Как в лучших голливудских фильмах о блестящих юристах, я была и обвинителем, и адвокатом. Думаю, что если бы я выступала в суде, присяжные и зрители в зале мне бы аплодировали, стоя. Марина не аплодировала, она внимательно слушала и осматривала “материал” за последние …дцать лет моей жизни. И вот, на контрольном собеседовании на все документы поставлена жирная печать- “ОТКАЗАНО”. Только в моем случае: это слово “бред”, а комиссия – это человек, который, как мне казалось, знает меня лучше всех в мире. В документах, на которых несмываемая печать-, вся моя душа и вся моя прежняя, да и нынешняя жизнь.        ДЦП - это детский церебральный паралич, ужасная болезнь, которую не пожелаю никому. Хотя мой врач говорит: “Легче формы не бывает”. Плюс несколько достаточно непростых внутренних болячек. И ко всей этой “вкуснятине” есть предисловие, и именно оно – повод для грусти.

       Квартира, в которой я живу, это большие пять комнат, хорошо обставленные; балкон, телефон и прочее. И всё-таки я не могу сказать: это – моя квартира. У меня большая, светлая комната с окнами на Неву. Мне нравится подолгу всматриваться в эти тёмные сильные воды.

       Мои родители – умелые и умные люди, каждый состоялся в своей области.

       У мамы сложилась карьера руководящего работника. Днём она руководит подчинёнными в офисе, а по вечерам, дома – мной. Когда я была совсем маленькой, мама расставляла мне детскую мебель, рассаживала кукол и любимые мои плюшевые игрушки. Посадив меня на теплый ковер и обязательно подложив под попу что-то мягкое и тёплое, она говорила: “Играй!”... и уходила в свою комнату- дописывать бумаги или выпить рюмку, другую коньяка с кофейком.

       Потом было другое. Но всегда это было аккуратно, уютно, красиво, с чувством вкуса и знанием дела: ”Рисуй!” – “Гуляй!” – “Читай!” – “Учись!”. Училась я дома. Однажды, побывав в моей школе, мама пришла домой с одной из моих одноклассниц . “Дружи!” – сказала она и пошла сервировать стол по случаю начала нашей с Ленкой дружбы. Забавно, мы и правда крепко подружились и дружим до сих пор. Вот я и говорю : со знанием дела - никакого просчёта, никакого другого варианта. И если мне требуются доказательства её правоты, мама может представить их через секунду, сделав, в зависимости от ситуации, полшага в прошлое или шаг в будущее. И я не могу упрекать её за это. Ведь в детстве кто-то должен тебе говорить: вот это чёрное, а это белое, а это так - серое.

       Но детство закончилось, а поскольку мой недуг никуда не делся, я была и осталась слабой. А то, что я выросла, мама не заметила. Если я больна, значит, нуждаюсь в защите от мира и от себя самой. Но то, что мне нужно учиться жить с тем, что выпало, этой умной женщине почему-то в голову не приходило.

       Мама – мой самый любимый, требовательный и строгий надзиратель.

       Про папу могу много, могу долго писать и рассказывать, но постараюсь быть краткой. С ним всё легче и проще, и всё гораздо сложней.

       Когда-то он преподавал в одном из университетов и сейчас очень много и усердно работает над всевозможными статьями для журналов, пишет научные труды. Работать со студентами он стал очень редко и львиную долю времени проводит дома. Так очень удобно для меня, решила мама, и он не стал с ней спорить: так действительно спокойнее и ему.

       Он знает и умеет так много, что мне иногда не верится, что это мой отец. Он научил меня много читать, после чего прочитанная книжка оставалась навсегда в моей памяти. Он – это обязательные походы в театр и терпеливое толкование того, что учителя “забыли” объяснить, уроки немецкого. И даже разговоры за кухонным столом о правде и кривде этого мира. Он рассказал мне, что несет с собой сладкое слово “свобода”, что такое самостоятельность, ответственность, чем отличается интеллект от знаний и что такое счастье. Это он доказал мне, что я умею летать, и какой силой может наполнить тебя ветер в лицо. Всё это папа… И он же наглухо закрыл дверь квартиры, положив ключи в карман себе и маме. Мне ключи незачем – ведь я не слишком хорошо хожу и одна нигде не бываю... Без конвоя не положено.

       Но что из себя представляю я – девица, которой дали всё, о чём человек в моём положении может только мечтать? Мне не хватает свежего воздуха… Зажралась, скажете вы? Не знаю, просто пишу то, что чувствую, а чувствую, что чего-то лишена.

       Мне уже не двадцать и ещё не сорок. При рождении Творец весьма щедро наградил меня различными болячками, но при этом не забыл и порадовать. У меня симпатичная мордашка, высокая грудь и стройные длинные ножки. Окончила школу, а затем и институт. Свободно перевожу с двух языков, чем и зарабатываю, сидя дома. Хотя при таких родителях вряд ли могло быть иначе. Но видит Бог, я трудилась, чтобы получить знания и дипломы, их подтверждающие.

       У меня есть подружки с ворохом проблем, и мне приятно поболтать с ними за чашкой кофе. Но о том, что мучает меня, с ними я не могу поделиться. Понять меня – это не в их власти. И причем то, о чем я грущу: свобода, самостоятельность, ответственность - у них в избытке, а отсюда - их проблемы. У бедняжек ведь нет указателей и различных инструкций поведения, подходящих к той или иной ситуации. А потом, разве можно понять то, что обыденно и привычно?

       К примеру, можно ли понять ситуацию, в которой они оказываются каждый день, а я – впервые за 20 лет. Так получилось, что я оказалась на улице одна. Совсем одна! Даже сейчас, когда уже прошел не один год с того дня, я с волнением и завистью самой себе вспоминаю тот момент.

       У меня мгновенно ослабли ноги, и я чуть не задохнулась от воздуха. Честно говоря, так сильно я не волновалась даже тогда, когда ко мне впервые прикоснулись мужские руки.

       Горячий воздух, пахнущий разогретым асфальтом, люди, спешащие по своим делам... Я никогда замечала столько разных лиц! До этого из толпы я выделяла только хорошо одетые силуэты. И не потому, что я больна снобизмом или чем-то ещё, а потому, что рядом со мной был кто-то, кто рассказывал что-то интересное: отвлекая, развлекая, привлекая внимание к тому, что считалось нужным. Одним словом, я следовала за тем, кто согласно установленному распорядку и полученным инструкциям, становился моим “конвоиром”. Или, как выглядело со стороны , моим компаньоном или компаньонкой.

       А тут я стояла и рассматривала всё подряд, готовая разрыдаться от того, как это здорово – быстро идти по дороге, неся на плечах заботу и заодно тяжёлую сумку.

       И я пошла.

       Немногим позже после этого случая я назначила своему другу свидание на противоположном берегу Невы, и твёрдо заявила папе, что иду пешком и иду одна. Он согласился и открыл дверь. Не понимая, почему свобода мне досталась так легко, я начала свой путь и тут же заметила, что позади меня медленно едет знакомая машина. Я подумала, что сумею оторваться от контроля на мосту: вроде бы ехать медленно - это очень вредно для машины и сильно раздражает водителей вокруг. Но была включена “аварийка”, и машина продолжала ползти за мной. До тех пор, пока водитель не убедился, что передал меня в надёжные руки Димы, моего верного телохранителя и без двух часов мужа, который тут же крепко подхватил меня за талию и повел в уже выбранном Им направлении. Ему, кстати, очень сильно влетело от мамы: “Ты что, не мог за ней зайти?!” И больше он никогда не нарушал заведенного распорядка: конвой сдал - конвой принял!

       Люди, с которыми мне приятно общаться, под давлением какой-то сверхсилы превращаются в моих конвоиров, экспедиторов, нянек или, на худой конец, просто в источник дополнительной информации о состоянии души и помыслов заключённого без номера. Согласно тюремному уставу.